В.Н.КАТАСОНОВ

доктор философских наук

 

ВЕЛИКОДЕРЖАВНОСТЬ : ГЕОПОЛИТИКА И ПСИХОЛОГИЯ

 

История народа есть молчаливый глагол его духа; таинственная запись его судеб; пророческое знамение грядущего. Эта запись о России дана всякой смущенной и вопрошающей русской душе,- пусть приникает и читает; и, читая, пусть разумеет и укрепляется; а укрепившись, пусть не малодушествует и не ропщет .

 

И.А.Ильин.О путях России.

 

I. Музыка без слов

 

Сегодня уже с полной уверенностью можно констатировать, что попытка построения в России новой государственности без идеологии, а точнее на основе либеральной идеологии, благополучно провалилась. Управлять такой огромной страной как Россия без направляющей идеи, позволяющей сосредоточить и укрепить государственную волю, мобилизовать активность различных слоев населения, духовно и политически объединить столь удаленные друг от друга регионы, оказывается практически невозможным. В особенности это относится к кризисным периодам в истории Отечества, подобных тому, который мы переживаем сегодня. Единая страна распадается на “пояса” - “красные”, “голубые” и “зеленые” - в соответствии с идеологическими ориентациями и властными амбициями местных политических элит. Решение  экономических, социальных, политических, военных задач чисто техническими, идеологически нейтральными средствами не удается. Сами эти сферы - политики, экономики, финансов, социальная сфера и т.д. - оказываются “идеологически нагруженными”, связанными с определенными политическими и мировоззренческими ориентациями. Превращается в дым миф о “научных методах” управления экономикой, о “помощи ведущих мировых экономистов” в преодолении кризиса в России. Дело не в науке, дело в отсутствии национальной идеи и отсутствии государственной воли.

Любопытно, что именно в этих критических условиях власть чисто инстинктивно начинает поворот к идее державности. Двуглавый орел, тревожно взметнувший свои крылья в вихре новой русской революции,  заменяет “классово-технологический” символ советской государственности. Величественная, глубоко национальная музыка Глинки сменяет помпезный, но бездушный гимн Советского Союза. С трибуны международных форумов звучат надсадны и настойчивые, как заклинания, возглашения отечественных лидеров о том, что Россия “остается в ряду мировых держав”,  и что “без России невозможно обеспечить международную безопасность”. Были даже попытки осторожно предложить программу “потребительского патриотизма” - покупать только свое, российское...

Однако досадой и горечью оборачиваются все эти новшества в сердце каждого любящего Россию человека. Можно сколько угодно выпячивать грудь, пыжиться и произносить торжественные заклинания о величии России, однако без реальной силы российского государства все эти слова останутся только политическим блефом и бесстыдным саморазоблачением. Но, может быть одной из сокровеннейших черт русской цивилизации является то, что и наличия одной лишь материальной силы в российском государстве - того материального благополучия всех, которое столь вожделенно для нас сегодня, той военной мощи, которая сделала бы саму мысль о посягновении на российскую государственность невозможной, - было бы для нас мало, чтобы называться великой державой... Нужно еще нечто. Нужна идея. Нужна святыня, освящающая нас, и светящая всему миру.

Отсутствие слов в сегодняшнем гимне России служит красноречивейшим символом нашей духовной ситуации. Мы готовы быть великой державой. И музыку знаем. Да слов еще нет...

 

 

II. Великодержавность, как историческая судьба России

 

Идея государственной идеологии по определению противна идее либерально-демократического устройства общества[1]. Согласно последнему, государство должно играть “чисто техническую” роль в обществе, заботясь об обеспечении материальных и духовных условий  жизнедеятельности общества. В особенности государство не должно мешать “движению идей” - доступу к информации, пропаганде идей (за известными исключениями), воплощению этих идей в программы, союзы, партии и т.д. То, что от идей зависит сохранение самих условий жизнедеятельности общества - прежде всего в сфере культуры, и первостепенно - в образовании, - создает серьезные проблемы в реализации этой схемы. Однако, не касаясь их сейчас специально, мы хотим обратить внимание на другое. Сама попытка построить новую российскую государственность на основе либеральной идеологии оказывается исторически беспрецедентной. Исторически существовавшая Россия (включая и советскую) всегда была связана  с большими идеологиями: до 1917 года с православно-монархической идеей, после - с коммунистической. И предпринятая, с легкой руки наших “демократов”, попытка привить России либеральную идеологию представляет собой духовную революцию грандиозного масштаба. Это есть не просто попытка привить народу, целое тысячелетие утверждавшему свою жизнь на идее служения, новые принципы отношения к жизни и государству. Россия в силу сложившихся культурных и исторических условий осталась вне политических традиций либерализма, имеющих свою основу в культуре Просвещения. Россия в своей культуре, включая и политическую, в ментальности своих граждан сохранила более органические духовные начала, чем льстивый  и мечтательный рационализм Просвещения, породивший череду европейских революций и приведший, в конце концов, к “диктатуре пролетариата”. Либеральное “перевоспитание” России означает уничтожение целой культуры и тем самым обеднение, уплощение и дальнейшую унификацию всей мировой культуры.

Но возможно ли это? Возможно ли сохранить Россию без большой государственной идеи? Можно ли сохранить целостность России на основе чисто прагматических методов управления, безотносительно к какой-либо идеологии? Ряд соображений указывает на то, что это маловероятно.

Само геополитическое положение России как бы подталкивает ее к ясной формулировке своих идеологических ориентиров. Исторически и геополитически Россия граничит с тремя мировыми цивилизациями:  западно-европейской, исламской и дальневосточной. Каждая из этих цивилизаций имеет мощные духовные и материальные ресурсы. Каждая из них доказала свою историческую состоятельность и претендует на лидерство. С каждой из них России уже приходилось сталкиваться не только духовно, в сфере  культуры, но и военным образом.

Основная борьба шла - и идет! - конечно, на Западе. Западно-европейская цивилизация, имеющая с Россией единые христианские корни, на всем протяжении последнего тысячелетия пыталась подчинить себе Россию, не материально, так духовно. Но, перенимая на Западе многие начала цивилизации, и, прежде всего, науку, Россия, по контрасту, еще лучше сумела осознать свои собственные духовные начала, смогла философски выразить их и ясно сформулировать принципы собственной культурной политики. Эти начала суть верность идеалам  христианства, тому наследию, которое было передано нам из I тысячелетия христианской эпохи. Главным здесь являлся  сам образ истины, который транслировался христианской культурой. В христианстве Истина есть не математическая или словесная (философская) формула, а само Истинное бытие. Однако, это истинное бытие выступает в особой форме - в форме личности. Истина, как Личность и есть Иисус Христос - Логос, воплотившееся Второе Лицо Божественной Троицы. Вхождение в Истину есть, здесь, соединение с Христом в Его Церкви, которое есть, одновременно, и обожение.

Этот акцент на  личностном преображении, на развитии личности, как совершенно особого, богоподобного начала человеческой природы, несводимого ни на какие способности, знания, умения, сверхрациональном и таинственном, и есть как бы главное онтологическое открытие (откровение) христианства. Об этом “внутреннем сердца человеке” и есть весь Новый Завет. Именно этот  образ Истины, как истинной Личности, истинного человека Иисуса Христа и принял в свою душу русский народ. И многообразно отразил его как в творчестве художественном, так и в творчестве жизни. Именно этот образ светится в великих русских святых, к которым стекается вся Русь, ища совета и вразумления, ибо эти святые, подобно Христу, “сами знают, что есть в  человеке”[2] и могут указать верный путь в жизни. Именно этот образ отражается в праведниках великой русской литературы. Именно этот образ святого простеца, которому по добрым свойствам его души дано знать ”тайны Божии и человеческие” и есть любимый образ русского фольклора.

И как раз этот образ  личной истины и был поколеблен в глубинных основах западно-европейской цивилизации. Причины этого были многоразличны и здесь не место обсуждать их[3]. Главное следствие: фундаментальные духовные ценности приобрели, говоря богословским языком, несторианский[4] привкус: в жертвенном подвиге самого Христа и христиан начали видеть больше героизма, чем следование воде Божией - подвижничество, началось неумеренное восхваление личности, - но не той личности, о которой говорил Христос, а той, которая выглядывает из расхожих фраз сегодняшнего дискурса: “это мое личное дело”, “это ваше личное дело”, - начался рост индивидуализма. Интересно, что меняется и само понимание истины. Она все более переходит из сферы личного бытия в сферу доказательства: истина превращается в знание. В знании ищут не мудрости и спасения, а голой силы. Питаемый жадным желанием власти над природой и людьми, находящий поддержку у родственных древних традиций оккультного знания, постепенно возникает новый тип знания - знание - сила: новоевропейская наука.

Политическим следствием этих процессов была агрессивная колониальная политика Западной Европы, которая нередко под знаменем миссионерства осуществляла беспримерное ограбление завоеванных народов. Россия была всегда здесь близлежащим “лакомым кусочком”. Тем более, что сохраненное в России Православие всегда интерпретировалось на Западе как ересь. Военные походы на Россию, вплоть до последнего гитлеровского, всегда объявлялись крестовыми походами. Это были не просто столкновения двух военных машин. Это было столкновение двух цивилизаций, двух разных мировоззрений и способов жизни.

Именно так это всегда и понимала православная Россия. Национально-освободительная борьба в XVII веке носила именно характер борьбы за  правую веру, за Православие, как духовный центр, святыню и основание всей национальной жизни. Нашествие Наполеона  воспринималось народом прямо как нашествие Антихриста. В Первой мировой войне Россия также воевала под лозунгом “за веру, царя и отечество”. Запад не мог победить Россию в военном отношении, не победив ее духовно. А духовно он не мог победить ее потому, что собственные духовные резервы Запада были слабее...

Только после трагедии 1917 года, с установлением большевистского режима, когда началось физическое уничтожение лучших русских людей, носителей национальной культуры, началось то духовное обнищание России, которое привело к нынешнему печальному состоянию. Бездарный и удушающий официозный материализм  и западничество, как незнание и неверие в начала собственной национальной культуры стали господствующими признаками советской интеллигенции. Однако и здесь, Сталину для одоления гитлеровского нашествия пришлось сознательно обратиться к государственному инстинкту русского народа, вспомнить о его истории и духовных святынях, выпустить из лагерей священников, восстановить Патриаршество. Церковь, этот духовный корень отечественной цивилизации, бережно хранящий тот заповеданный нам предками образ личной Истины и истинной Личности, на котором утверждалась вся русская культура, питаемый всей нашей историей и кровью новомучеников, оказывается на и сегодняшний день почти единственным институтом, к которому сохраняется и растет доверие общества...

Наши столкновения с исламской культурой обыкновенно имели характер не культурного соперничества, а носили чисто геополитический, силовой характер. Имея много положительных черт в плане социальной организации общества, в богатстве мистических и научных школ, Ислам, тем не менее, не смог соблазнить Россию по одной простой причине: в нем не было того откровения Личности, которое Россия нашла в Христианстве. Более того, личность в Исламе перед лицом Единого всемогущего Бога как бы стиралась... Однако сегодня ситуация во многом переменилась. Исламский фундаментализм имеет определенные успехи в Западной Европе. Может он иметь успехи и в России. Помимо распространения ислама, обусловленного значительной миграцией и внедрением мусульманского населения в жизнь Западной Европы и России, есть и причины духовного характера. Христианской откровение Личности имеет значение только тогда, когда это откровение действенно в культуре. С понижением христианского тонуса культуры декаденствующая интеллигенция, мучительно переживающая отсутствие смысла и духовной опоры в жизни, нередко попадает в сферу влияния тоталитарных духовных сект. Жесткая церковная организация и строгость нравов в мусульманстве нередко также оказывается очень привлекательной для расслабленной и мятущейся души... Христианство, Православие в особенности, более, так сказать, аристократично: оно предоставляет человеку больше свободы, но и требует от него больше...

Есть еще одно направление в отечественной культуре, которое способствует экспансии Ислама в Россию. Мы имеем в виду  евразийство. Возникшее в эмигрантских  кругах в 20-е годы, евразийство представляло собой не слишком удачную попытку осмыслить революцию 1917 года и большевистский переворот, как освобождение народной стихии от “тенет” чуждой западной цивилизации, пришедшей на Русь вместе  с петербургским периодом русской истории[5]. В этом смысле ужасы гражданской войны и террористический характер большевистский власти объявлялись традиционными для “евразийской стихии” русского государства. Да и само это государство уже теряло характер собственно русского. Русские были здесь одним из моментов общеевразийской туранской этнической стихии, непрерывно переходящей при движении на восток к татарам и монголам. Эти этнографические наблюдения, не лишенные сами  по себе  смысла, определяли и историческое видение, и религиозные оценки. Русское государство (Московская Русь) оказывалось здесь продуктом разложения империи Чингисхана. Православие и Ислам также рассматривались как подчиненные моменты общеевразийской культуры. Главным врагом был Запад, а на Западе - католичество. С этой точки зрения даже язычество и буддизм азиатских народов толковались как “потенциально православные”...

Сегодняшнее газетное и публицистическое евразийство не может похвастаться тем уровнем обсуждения историко-культурных проблем, который задавали евразийцы 20-х годов: Н.С.Трубецкой, Г.В. Флоровский, Л.П. Карсавин и др. Тем опаснее становится то легкомыслие, с которым сближаются в сегодняшних публикациях Православие и Ислам. Это говорит и о неосведомленности авторов, и об их духовной спутанности и несостоятельности. Урок обсуждения  евразийских проблем в русской эмиграции до сих пор не освоен. Религиозные верования  многочисленных народов России не могут рассматриваться, как “близкие” Православию, только потому, что они исторически существовали на территории одного  православного государства. Определенная культурная близость мусульманских и православных народов России не означает “близости” религий. Мировые религии не являются просто этнокультурными феноменами и не подчинены закону непрерывности. Их природа “не от мира сего”. В своем ядре религиозное выходит за границы культуры: оно есть сфера свободного самоопределения и исторического творчества.

Об этих “парадоксах” евразийства прекрасно писал в 1928 году Г.В.Флоровский: “И в конце концов, и на Православие евразийцы смотрят и должны смотреть как на культурно-бытовую подробность, как на историческое достояние России. Евразийцы чувствуют  православную стихию, переживают и понимают Православие как культурно-бытовой факт, как подсознательный “центр  тяготения” евразийского мира, как его (именно его) потенцию. И вместе с тем конкретно-практические задачи Евразии они определяют совсем не по этому “центру”, не из живого православно-культурного самосознания, но из размышлений теософского, этнического, государственно-организационного порядка. Для  них именно “монголы” формировали историческую задачу Евразии, положив начало ее “политическому единству и основам ее политического строя”. И потому Россия превращается в их сознании в “наследие Чингисхана”[6]. Сегодняшние “славяно-евразийские” диалоги и сближения полезны и нужны. Они естественны для народов, живущих уже давно на общей территории, имеющих общее хозяйство, общность исторической судьбы, общее государство. Однако сближение Православия и Ислама может существовать только  в ветреных головах журналистов и в утопических проектах политиканов, никогда всерьез не знавших и не понимавших, что такое религия. Безразличное же равноправие многочисленных конфессий России с Православной Церковью, - исторически стержневым государственнообразующим духовным фактором, - будет всегда работать против Православия и на разрушение российского государства.

На Дальнем Востоке Россия имеет традиционную линию соперничества с Японией и Китаем. В духовном отношении это соперничество нам мало опасно, во всяком случае, не столь, сколь исламское влияние. Ни синкретические традиционные языческие верования Китая, ни дальневосточный вариант буддизма не могли и не могут, по большому счету, соперничать с христианским началом отечественной культуры. Однако стремительно прогрессирующий Китай всей своей огромной цивилизационной массой не может не оказывать давления на Россию... Огромный поток китайских товаров в Россию, неконтролируемая миграция китайцев через границы, спорные пограничные проблемы с Китаем и Японией - все это начало больших серьезных событий на Дальнем Востоке. В условии несоизмеримости людских ресурсов России и Китая в регионе, в условиях глубокого экономического спада и политического разброда в России, мы сегодня в особенности должны осознать, а что же мы защищаем в России, кроме территории? Если главная наша цель - это одеть и накормить российских граждан, то эту цель китайская промышленность уже во многом выполнила и, несомненно, сможет успешно выполнить до конца. Если все, что нам нужно - это умелая организация народного хозяйства и социальной сферы - то китайская государственная машина, успешно управляющая миллиардным населением, - это идеал для нас, и чему тогда сопротивляться? Самостоятельная, выдержанная, рациональная, решительная, когда это необходимо для государственной безопасности, прагматическая политика современного Китая представляет определенный соблазн для посткоммунистической России. Некоторые умники у нас и представить не могут чего-то более необходимого и важного для России. И ведь у этой политики есть своя философия, свои традиции: не случайно сегодняшние руководители Китая заигрывают с наследием Конфуция![7] В этом напористом прагматизме китайской цивилизации есть и определенный духовный соблазн для сегодняшней России. Рационализм, с которым мы воевали на Западе, приходит теперь к нам с Востока. Но природа его - одно и та же. И принятие его Россией будет ее духовным самоубийством, разложением русской цивилизации[8].

Являясь границей трех великих мировых цивилизаций Россия исторически всегда была и остается не только субъектом геополитического, экономического и военного соперничества, но и всегда субъектом духовной конкуренции. Спор цивилизаций есть всегда не только и не столько спор о материальной силе, но и спор о духовном смысле. Более того, история наглядно убеждает: материальное соперничество держав, - включая и военное, - предрешается в сфере духовной. Последний самый яркий пример - проигрыш советского режима Западу. Это было, прежде всего, духовное поражение. Парадокс советской действительности состоял в том, что, несмотря на  тоталитарное господство коммунистической идеологии в стране, главные инициаторы этой идеологии, начиная от высших партийных чинов и кончая низшими комсомольскими “выдвиженцами” стремились жить по западным стандартам или, что еще хуже, мечтали жить по ним. Коммунистический режим проиграл, прежде всего, идеологически, духовно. И тогда, стало рушиться все остальное - хозяйство, армия, государство. Нечем привлечь людей, нечего передать молодежи...

Поэтому, принципиальный вопрос для политики сегодняшней России - найдет ли она в себе духовные  ресурсы, конкретнее - идеологическую программу, которая могла  бы сплотить ее народ для преодоления кризиса и укрепления российского государства. Повторяем: главный вопрос - что мы хотим защищать? Если  только территорию, то хватит ли духовной силы, заключенной в этом желании, чтобы действительно защищать нашу огромную землю от интервенции?  Земля наша необъятна, используем мы ее ресурсы преступно бездарно. Капитальные вложения на освоение этих ресурсов идут сегодня в основном из-за границы. Разве не реалистично предположить, что другие государства, не такие обширные, но технологически более развитые, захотят поставить вопрос об использовании этих ресурсов не только экономически, но и политически? Мы, конечно, хотим сохранить свой суверенитет. Но где взять силы для этого? Чтобы патриотизм стал массовой организующей идеей нужно, чтобы он коснулся сердца каждого или почти всех. Для этого нужно так сформулировать программу развития России, - а сегодня уже и защиты ее независимости, - ее идеологию, чтобы нация почувствовала: да, вот это мое, это - то, без чего я не могу жить и что есть только в России, и, поэтому, я должен работать для этого и защищать Россию не щадя живота! Если же единственное, что мы можем предложить россиянам  - это туманную перспективу материального благосостояния, то духовная основа для противостояния с Западом и Востоком просто исчезает. Транснациональные западные корпорации делают это гораздо эффективнее и лучше. Мы и так уже наполовину питаемся западными продуктами (как бы мы не ругали их!) и на три четверти одеваемся в одежду китайского производства. А в подсознании наших детей, с первых же лет их жизни, отпечатывается, еще даже без понимания смысла, любопытная надпись на всех их таких разных и таких любимых игрушках - made in China...

Проблема духовной, культурной, национальной идентичности в сегодняшнем мире, охваченном единой, почти полностью унифицированной экономической и финансовой системой, становится все острее. В условиях прогресса глобальных материальных технологий духовная сторона вопроса выступает во все более очищенном от всего второстепенного виде. Что значит быть русским, немцем, евреем, американцем, англичанином? Что значит быть христианином, православным, мусульманином? Исторически существовавшие национальные государства, тем более такие государства-цивилизации как Россия, всегда имели конкретные ответы на эти вопросы. Сегодняшние процессы объединения в Западной Европе развиваются на основе объединения материальных инфраструктур государств и игнорируют эти культурные, духовные различия. Само это сближение есть ярчайшее выражение духовного кризиса западно-европейской цивилизации, утраты вкуса к конкретности духовного, утраты веры в высшие ценности, погружения в материализм... Результат этого объединения уже сейчас угадывается в навязчивых образцах массовой культуры: Европа, как интернационально - безнациональное потребительское человеческое стадо, обеспокоенное только проблемами “хлеба и зрелищ”, не помнящее родства, сытое, “счастливое” и... очень удобное для любых социальных манипуляций... Но, поскольку наличные культурные различия суть реально существующие различные духовные качества культур и народов, объединение идет не без драматической борьбы, все более обнажающей духовные аспекты проблемы[9].

Сама геополитическая ситуация России подталкивает ее к возврату к собственным духовным корням. Большие цивилизации одухотворены своими большими идеями и духовное противостояние им возможно также лишь с соразмерной идеей. В соперничестве с тремя великими цивилизациями,  - к которым необходимо, конечно, еще добавить совершенно определенные аппетиты США, - Россия может выбраться из своего глубочайшего кризиса, снова стать великой державой, только сформулировав свою великодержавную национальную идею. Мы защищаем не только территорию, не только “отеческие гроба”, не просто наше население, - мы защищаем народ, который создал великую культуру и который с той или иной степенью сознательности все еще живет в этой культуре... Остаться нашему народу самим собой, преодолеть свое падение - это значит вернуться к собственным вечно животворящим духовным началам нашей цивилизации. Именно они уже не раз спасали нас в истории от чужеземных нашествий и национального ничтожества.

 

III. Наша страна, наш народ

 

Всякая разумная программа, предлагаемая данному народу, должна иметь в виду данный народ, а не абстрактного homo sapiens, наделяемого теми свойствами, которыми будет угодно наделять его авторам данной программы.

Иван Солоневич  “Народная монархия”

 

      После почти целого века идеологического “вавилонского пленения” Россия постепенно приходит в себя. В частности, к нам постепенно возвращается естественное историческое самосознание. После марксистской диктатуры “объективных исторических закономерностей”, после всесокрушающего тарана “общечеловеческих ценностей” мы, наконец, в осознании нашего исторического пути возвращаемся к той естественной мысли, что Россия - уникальна. Нигде в мире, ни в какой другой стране нет больше ни другого Пушкина, ни Достоевского, ни Преподобного Сергия, ни такого народа, ни такой истории. Они есть только в России и принадлежат мировой культуре только через посредничество русской культуры. Вся принудительность общих исторических закономерностей, властвующих над историей России с той же необходимостью, как и над другими народами, не отменяет, тем не менее, ее неповторимой уникальности. Россия уникальна, как любая другая страна, являющаяся субъектом мировой истории. С трудом, но неуклонно мы постепенно возвращаемся  к той трезвой и естественной философии истории, от которой многие десятилетия была оторвана наша наука. К тем предпосылкам, которые сформировали  на Западе идиографический метод баденской школы, социологию М.Вебера и т.д....

                 Лучшие силы российской гуманитарной науки, выброшенные большевистским переворотом 1917 года за пределы родины, достаточно ясно осознавали, конечно, роль индивидуализирующего подхода для понимания мировой истории. А.В.Карташов, характеризуя принципы, направлявшие его исторические исследования, писал : “Все народы древности и нового времени, раз выступив на историческое поприще, с того момента уже не были какой то протоплазмой, переливающейся из одной формы в другую. Напротив, от исторического начала до их исторической смерти народы являются устойчивыми и неразложимыми типами, явно подвластными закону биологической индивидуализации и самосохранения, аналогичному закону устойчивости органических видов... Итак есть Россия,  не просто как внешний, исторически изменчивый факт, но и как устойчивое органическое целое, как духовный тип, как живая душа русского народа с единым соборным самосознанием. Этой душой животворится и ее государственность и ее народность и ее культура, как воплощения русской души . Нельзя Россию заново спроектировать, выдумать и построить по чуждому ее природе плану. Плодотворно ее можно развивать и содействовать ее процветанию лишь в соответствии с заложенными в ней свойствами и талантами, с ее внутренней энтелехией, с ее призванием, с ее миссиией”[10]. Сегодня мы начинаем понимать это все лучше. Появляются даже газетные публикации, связывающие неудачи сегодняшних реформ в России с невниманием к ментальности ее народа[11].

            История каждого народа принципиально индивидуальна. Общие закономерности развития экономики, политических институтов, культуры всегда должны рассматривать в применении к данному народу с определенной поправкой, “коэффициентом”, который трудно выразить количественно, но который должен отражать специфику нравственных особенностей данного народа. Постижение этих особенностей - прерогатива столько же знания, сколько и мудрости, политической же мудрости, в особенности. Говоря о преодолении сегодняшнего кризиса в России, об укреплении российской государственности мы должны иметь в виду конкретный народ, с конкретными чертами его национальной психологии. Это вносит определенные ограничения во всю деятельность социально-политического планирования. Но это есть, вместе с тем, и конкретная опора всех наших общих рассуждений. Точнее, непонимание, игнорирование этих национальных особенностей ведет всегда к торможению в проведении больших социально - политических программ; сознательный же учет этих особенностей позволяет эффективно внедрять в жизнь народа программы, отвечающие его ментальности,его “душе”.

     Существенными государственно- образующими моментами нашей национальной психологии, почти абсолютно игнорируемыми либрально- демократическими абстракциями, на которых строится наша сегодняшняя государственная политика, являются:

·         идея служения

·         идея единоличной власти

·         идея  органической связи  личной судьбы и судьбы народа

 

 

а)  Идея служения

 

              Вес идеи служения  в общем корпусе моральных и гражданских добродетелей, почитаемых в русской культуре, характерно отличает ее от западно- европейской. Корни подобной ситуации лежат в православной основе нашей культуры. Россия еще не успела достаточно отравиться просвещенческими идеями построения общественности, основанными на понятии эгоизма. Пресловутая теория “разумного эгоизма” Н.Г. Чернышевского в нашей культуре - казус, почти анекдотический. И наоборот, западно- европейские теории государства и общества уже с XVI - XVII века, особенно с Гоббса, стремятся утвердиться на идее эгоистического, корыстного соперничества, которое будто бы (с помощью разума) дает все богатство социальной и государственной жизни нации. Институт прав человека  исторически и логически вырастает именно из этой традиции.

       Отношение к государству в России складывается на основе христианского миропонимания. Жизнь есть не “удовлетворение все возрастающих потребностей” и не  безотносительная “самореализация” любой ценой. Жизнь дается человеку Богом для совершения подвига утверждения в ней высших ценностей. Но эта жизнь, это “пространство подвига” всегда конкретно: семья, профессия, народ, в частности, и государство. Эта конкретность есть те условия, в которые поставил Бог человека. Неприятие их, бунт против них- есть бунт против Бога. “Несть бо власть, аще не от Бога”, - говорит апостол Павел. Поэтому традиционная гражданская линия христианства- лояльность к власти. Курс на эволюционную трансформацию, духовное преображение государственных институтов,  а  не революционную ломку их. На этом духовном базисе и вырастает добродетель служения.

     Это качество русской души уже давно было осознано в отечественной культуре. То, в чем  поверхностный и корыстный чужеродный взгляд видел “врожденное рабство”, “сервилизм” русских, в отечественной мысли было осознано как выражение духовных добродетелей терпения, смирения и надежды, как выражение мудрости национального инстинкта, как призванность к решению больших исторических задач. Вот как пишет об этой стороне национальной психологии Н.Я. Данилевский:”...Едва ли существовал и существует народ, способный вынести большую долю свободы, чем народ русский, и имеющий менее склонности злоупотреблять ею. Это основывается на следующих свойствах, присущих русскому человеку: на его умении и привычке повиноваться, на его уважении и доверенности к власти, на отсутствии в нем властолюбия и на его отвращении вмешиваться в то, в чем он считает себя некомпетентным; а если вникнуть в причины всех политических смут у разных народов, то корнем их окажется не собственное стремление к свободе, а именно властолюбие и тщеславная страсть людей к вмешательству в дела, выходящие из круга их понятий. Как крупные события русской истории , так  и ежедневные  события русской жизни одинаково подтверждают эти черты русского народного характера”.[12]

       Именно эта черта- способность к служению - и позволила построить самое большое государство в Новой истории, позволила преодолеть смутные времена и иноземные нашествия. Советское государство со времен Великой Отечественной войны  также, в основном, держалось благодаря этой национальной особенности[13]. Только эта способность  искренне “болеть за державу”, жертвовать своими личными потребностями ради общественных, государственных и позволила Советскому Союзу стать великой мировой державой  в условиях того унизительного  нищенского существования, в котором держали население страны его правители. То, что советские идеалы мировой революции и “светлого коммунистического будущего”  были ложными, не должно заслонять от нас правду нравственного подвига поколения. Многие из увешанных орденами и медалями пожилых людей, выходящих сегодня на демонстрации под красными флагами, так и не сумели осознать утопическую и преступную ложь коммунистической идеологии. Но за ними - реальный подвиг самопреодоления ради других, ради государства, тот подвиг служения людям, которым мы живем еще и посегодня...

       Но история советского государства еще раз наглядно показала: мир лежит во зле, но стоит на правде. Нельзя долго и безнаказанно эксплуатировать добрые человеческие чувства. Добродетель служения может быть удовлетворена только служением истинным ценностям. Человек свободен и есть потенциально все. Он будет удовлетворен своим конкретным служением и пойдет даже на подвиг ради него только, если в этом служении будет отражаться служение высшим целям. Русский философ  С.Л. Франк писал об этом:” Но обязанность человека никогда не есть,  в последнем своем основании, обязанность перед обществом: ибо какое право имело бы общество как простое многоединство людей требовать чего - либо от человека? Всякая обязанность человека есть его обязанность перед Богом, обязанность служения правде. Поэтому и всякое право общества, государства, власти над отдельным человеком  может быть обосновано тоже только на его о б я з а н н о с т и : общество или государство  может требовать от человека того и только того, что необходимо для того, чтобы о н о  с а м о могло исполнить с в о ю  обязанность служения  п р а в д е. Не “воля народа”, в которой нет н и ч е г о  священного и которая может быть так же глупа и так же преступна , как воля отдельного человека, а только  в о л я  Б о ж и я  есть истинный и единственный источник суверенитета”[14].

     Чтобы использовать национальную добродетель служения для государственного строительства, нужно вернуть народу истинные ценности. Они не могут быть чисто этатистскими. Само по себе государство есть лишь служебный орган общества  и не может быть самоцелью национальной жизни.Тем более эти ценности в России не могут быть ценностями потребительского  общества. Для русского народа, воспитанного в духе жертвенности ради высших ценностей, подобные идеалы всегда были и останутся пошлостью. Мобилизовать народные добродетели может только большая национально - государственная идея. Как я уже писал[15], подобная идея не выдумывается и не изобретается, а извлекается из истории и культуры народа, опознается внимательным умом и любящим сердцем. Эта идея есть то сокровище, которое хранится в душе народа как его Святыня, в служении которой он утверждал себя в прошлом и готов служить ей в будущем.

 

б)  Идея единоличной власти

 

       Навязанный России либералами - западниками сегодняшний демократический режим агонизирует на глазах. Дело не только в том, что народные депутаты оказались “не теми”, - не заступниками за народ, а людьми любой ценой преследующими свои узкопартийные, а то и просто корыстные цели. Критике подвергается демократическая форма правления как таковая. В России она никогда не пользовалась большой популярностью : в 1917 году просуществовала несколько месяцев, а нынешняя, с 1991 года - вызывает все большее раздражение...Многие талантливейшие русские люди посвятили немало страниц критике демократии. Блестяще делал это, в частности, Н.А.Бердяев. Обращаясь к своим “недругам по социальной философии”, т.е. прежде всего, к большевикам, но и шире - к либерально-демократической интеллигенции в целом, он писал : “Вы поверили в демократию потому, что вы потеряли веру в правду и истину. Если бы вы верили в объективное бытие правды и истины, то должны были бы правду и истину поставить выше воли народа и им подчинить волю народа. Но для вас правда и истина то, чего захочет народ и что он скажет, Вы хотите отдать правду и истину на решение большинства голосов и провести их через всеобщее избирательное право. Это и есть неверие, это и есть безбожие, положенное в основу всей демократической идеологии. Вы хотите добыть правду и истину об общественном устроении из большинства, из количества. Но может ли иметь какое-либо отношение к критериям большинства правда и истина ? Правда и истина имеют другой, божественный источник, независимый от человеческого произволения. Правда и истина может быть в меньшинстве, а не в большинстве, и даже всегда она бывает в меньшинстве... Оправданием принципов демократии, принципов большинства и количества, может быть только скептицизм. Сомневающиеся, опустошенные, оторванные от онтологических основ жизни должны прибегать к решениям большинства, к критериям количества. Если нет правды и истины, то будем считать за правду и истину то, что признает большинство”[16]. Может быть не со всем можно согласиться в этой цитате. Некоторые моменты обусловлены глубоко личной и необязательной позицией философа. Но здесь есть самое главное : связь демократии и скептицизма, неверия. Неверия в истину, в Бога, в человека. Демократия как бы и есть прямое политическое воплощение этого духовного состояния общества. Причем, в современной, так называемой пост - модернистской политологии это состояние считается естественным и идеальным для политической жизни.  В демократии все должны друг друга проверять и друг за другом подсматривать...  Демократия как бы “сшита” по мерке “подлого” человека, завистника, склочника и сквалыги... Все это глубоко чуждо национальному представлению о власти и ее носителях. Однако, сегодня мы видим все эти прелести демократии ярко расцветающими  в нашей политической действительности. Но более того. Сегодняшние либеральные демократии -  и не только в России ! - показали свою полную неспособность сопротивляться преступным элементам общества. Хорошо организованные международные мафиозные группы умело используют парламентские демократии для лоббирования собственных интересов, для все более беззастенчивого контроля и разлагающего духовного влияния на все общество.

      Еще меньше симпатий в национальном сознании имеет аристократическая форма правления . Здесь не место обсуждать причины этого, но глубокое недоверие к аристократии проявилось как в истории русского народа, так и в его психологии. В этом видится даже определенный недостаток нашего народа[17], который не раз умело эксплуатировался революционными демагогами.

       Политические симпатии русских склоняются обычно к единоличной власти. Это не только  полутысячелетняя история  монархии в России. Это и вождизм советского времени, нашедший свое устойчивое выражение в так называемом “культе личности”. При всей громогласности официальной советской демократии, при всей распространенности неофициального советского принципа “незаменимых людей нет”, “призрак монархизма” все время носился над советской страной. Вся мощь советской идеологической машины, искоренявшей любые органические начала в понимании истории в угоду абстрактной утопической схеме, так и не смогла справится с “ролью личности в истории”...

       Политические симпатии нации склоняются  к единоличной власти, но не к любой. В отчественном отношении к власти звучат патриархальные обертона:  народ желает не просто правителя, а хозяина и отца. Власть должна иметь нравственные основы, а  не только правовые( и  силовые). Народ склоняется к единоличной власти потому, что , как говорил тот же Н.А. Бердяев:” парламенты не имеют совести”. А власть должна иметь совесть, согласно русскому представлению о ней, а не только конституционные права и обязанности. Нравственное начало свойственно, конечно, и демократии и аристократии. Любая правовая форма укорена в конце концов в нравственой жизни общества. Однако, в разной степени. Гениальный русский политолог Л.А. Тихомиров убедительно показал[18], что различным формам верховной власти соответствует разный уровень нравственного самосознания в обществе. Единоличная монархическая власть предполагает очень высокий уровень нравственной духовной жизни народа. За отдельным лицом признается вся полнота верховной власти, не ограниченная ничем “человеческим” (включая и конституцию). Ограничения этой власти имеют исключительно религиозный характер. Народ твердо верит, что если монарх не будет выполнять своих главных обязанностей- защита общей веры  и забота о государстве и народе,- то Бог накажет его (несчастье, смерть, перевороты, позор и проклятье в народной памяти и т. д.), в частности, и отнятием царства. В это же верит и царь, и только на обоюдности этой общей веры царя и народа возможна православная монархия.

               Теснейшую связь монархических симпатий русского народа и его психологии была убедительно раскрыта в работах Л.А.Тихомирова. “Простую нравственную “дисциплину”, ”дрессировку”, которую столь искренне ценят другие народы, он не уважает, и доходит до современной деморализации именно потому, что в существе своей души он “этичен”, хочет непременно истинного чувства, и если его не находит, то отворачивается от всяких утилитарных подделок. Но пока душа русского такова - он не может быть способен искренне подчиниться какой - либо верховной власти, основанной не на этическом начале, а потому он неспособен признать над собою власть ни аристократии, ни демократии. Русский - по характеру своей души, может быть только монархистом или - анархистом. Если он почему - нибудь утратил веру в монархию - то он делается или политическим индифференцистом или анархистом”[19].

              Эта ориентация на единоличную форму правления, желание, чтобы власть имела свое лицо(а не просто политическую “физиономию” или “профиль”), также связано с христианской основой отечественной культуры. Личность есть высшая форма бытия, сама Истина есть в христианстве Личность, как отмечалось уже выше. Поэтому и власть, сосредоточенная в личности, в принципе, мудрее и отзывчивее, чем любой “коллективный разум”. Логика пословицы “один ум хорошо, а два - лучше” вся - лишь в определенной плоскости. Ум - может быть и лучше, но - сердце ?.. Единство воли, а не только разума, есть всегда проблема коллективной власти. И это неслучайно : проблема человеческого единства, -  не только ума, но и воли, единства исповедывания общих принципов и идеалов, - есть глубоко религиозная проблема[20].

              Речь идет не о том, что в России необходимо сразу же ввести высшую с нравственной точки зрения форму верховной власти - монархию. По самой ее природе она предполагает нравственное и религиозное единство общества, которого мы, к сожалению, не имеем сегодня. Однако, как идеал, монархическая форма верховной власти несомненно довлеет над всей российской историей, включая даже и советский период, как было отмечено выше. Поэтому, чтобы власть того возможного Правителя, которого ждет Россия, была бы устойчивой, духовно легитимной, то есть соответствовала бы народным чаяниям, необходимо чтобы эта власть была бы как можно ближе к народному идеалу. Не любого единоличного Правителя или Диктатора духовно примет народ, а только того, который имеет общую с народом совесть. Это значит, что он должен разделять традиционные национальные представления и верования о добре и зле, о чести, о смысле существования человека и мироздания. Это значит, что Россия Пушкина и преподобного Сергия Радонежского, благоверного князя Александра Невского и защитников России 1812 года, Минина и Пожарского и Георгия Жукова будет ему дорога также, как и всему народу. Это, в частности, значит, что он необходимо должен исповедовать православную христианскую веру. Только тогда между властью и народом будет то доказавшее свою нравственную силу единство, которому не страшны никакие испытания.

 

в)  Идея  органической связи  личной судьбы и судьбы народа

 

Характерной чертой русского народа является его неиндивидуалистичность. Жизнь “миром”, жизнь “на миру” - уже давно исторически - социальное стало здесь национально - психологической чертой. Но она всегда осознавалась народом, как имеющая глубокое нравственное значение. Западный индивидуализм, обусловленный, с одной стороны, этническими особенностями германского племени, с другой - был тесно связан с духовной атмосферой Протестантизма. Последний, подорвав, а то и совсем разрушив церковные и литургические начала, дал свое понимание духовного пути христианина : одинокого диалога верующего с Богом. Не то в Православии. Здесь церковное начало, соборная жизнь - всегда в центре внимания. Здесь, в некотором смысле, как бы и нельзя спастись индивидуально. Православие всегда очень помнит о второй основной заповеди - о любви к ближнему. Мое личное спасение зависит от моей любви к людям. Но любовь есть действенная духовная сила.От моей любви, от моей заботы и молитвы о ближнем зависит и его спасение. Даже смерть не является в Православии границей для любви. На этом основан обряд поминовения усопших : от нашей молитвы по ним зависит их судьба в вечности...Вообще, Православие, а вместе с ним и весь русский народ верит в то, что мир стоит “на трех праведниках”: духовные усилия и молитвы одних оказывают действия на всю Церковь, на весь мир.

               Конечно, границы Церкви и русского народа не совпадают. Однако, эти церковные, соборные черты глубоко внедрились в народную жизнь, в национальную психологию. Особенно, эти черты национального единства, когда горе одних становится горем всех, а радость одних дает радость и надежду всем, проявляются в годину народных бедствий и испытаний. Именно эти черты национального характера обеспечили победное завершение Великой Отечественной войны и помогли преодолеть, после, трудности восстановительного периода.

               В XX столетии из-за большой русской эмиграции эта тема приобрела еще новое, особое звучание. За рубежами Советского Союза оказались    2 миллиона человек после Гражданской войны и плюс еще  1,5 миллиона после Второй мировой. Жизнь подвергла эмигрантов тяжелейшим испытаниям, которые вполне сравнимы с испытаниями народа, оставшегося в Советской России. Воистину люди осознали, по слову  А.Солженицына, что “труднее всего в мире - быть русским”. И тем не менее многие эмигранты сохранили, передали своим детям не только веру. обычаи, русский язык, но сумели сохранить и свою живую и действенную заинтересованность в развитии событий в самой России. Это был действительный духовный подвиг русской эмиграции : при отсутствии поддержки со стороны Советского государства, - по причине ли идеологических различий или казенного советского равнодушия, - при неизбежной профессиональной и бытовой ассимиляции с жизнью страны проживания русские люди сумели сохранить любовь к России,”жили Россией”,надеялись на ее духовное возрождение. Сегодня к ним добавилось еще 25 миллионов русских,оставшихся в государствах СНГ.

            В этой огромной русской диаспоре, распространенной по всему миру, творчески участвующей во всех областях мировой культуры, знающей местные условия,  немало людей готовых работать для большой  России, готовых помочь ей стать Великой Россией. Только преступное равнодушие российского правительства не позволяет проявиться этой энергии любви и патриотизма. Тем более это относится к населению самой России. В силу особенностей своей культуры и психологии русские, при всей своей открытости к и отзывчивости  для диалога с другими культурами, слишком органично связаны со своей и не мыслят своего существования в отрыве от своего народа. Эти центростремительные особенности нации, имеющие не только чисто психологический, но и,как было показано выше, глубокий духовный смысл, представляют собой те благодатные качества, на которых всегда стояла российская государственность, на которые она может опереться и сегодня.

 

          IV. Уйти от абстракций.

 

          Парадоксальность сегодняшнего положения российской государственности состоит в том, что несмотря на тяжелейший всеохватывающий кризис, переживаемый страной, державность русского народа, понимаемая не как праздная спесь и гордость, а как способность нести на своих плечах государственное тягло, остается невостребованной. Все трескучие правительственные фразы о продолжении реформ воплощаются только в близорукую,чисто бюрократическую фискальную политику.Все претензии власти “начать новый этап реформ”,”влить в управление молодые силы” не могут защитить ее от само - собой  напрашивающегося исторического сравнения сегодняшней России с Россией после смерти Петра Великого, когда на русском престоле оказывались не слишком высоконравственные женщины, а государством, по - существу, правили фавориты - иностранцы. И там, и тут - характерная общая черта : полное безразличие к народу собственной страны. Ибо забота о собственном народе это не только вовремя выплаченные пенсии и зарплата, не только поддержание обороноспособности страны и забота о воспитании подрастающего поколения. Будь все это в должном порядке - и всего этого было бы мало. Особенно в России.

           Нужно вспомнить, назвать и поддержать все лучшее и святое, что есть в народе, в его культуре. Нужно вспомнить о трагической и величественной истории нашего народа, о его великих одолениях - иноземных нашествий и собственной слабости. Нужно жить в политике не абстрактными схемами “цивилизованных стран” и “общечеловеческих ценностей”, а сосредоточиться на конкретных особенностях своего народа, убедительно проявившихся в его истории и культуре.

            Всякая по - настоящему народная, - а не просто “демократическая”,- власть в России должна понимать и трезво учитывать следующие обстоятельства :

 

1.     Идеологическая состоятельность верховной власти есть необходимая основа государственного строительства в России;

2.     Великодержавность есть не шовинистическое грехопадение, а исторически обусловленный и оправданный принцип государственного строительства России;

3.     Идея служения Отечеству была и должна быть фундаментом гражданского воспитания в России;

4.     Тяготение к единоличной власти в российской государственности есть отражение ее ориентаций на высокие православно - монархические идеалы верховной власти;

5.     Соборное единство русского народа есть реальная государственнообразующая сила российской истории.

 

          Только при подчеркнутом  внимании власти к конкретным чертам психологии и традиционной идеологии нашего народа, он поверит,что этой власти “есть дело до него”, что это - его власть. Только при этом условии будут мобилизованы глубинные духовные ресурсы нации для нового этапа исторического творчества.